Что выгнало Агафью Лыкову обратно в тайгу: шокирующая причина бегства отшельницы, пожившей среди людей
- 28 сентября 12:30
- Юлий Мармута
В глухомани, где не слышен шум машин и не мигают огни улиц, на берегу реки Еринат, вдали от дорог и посёлков, стоит заимка, ставшая символом утраченного мира. Здесь живёт Агафья Карповна Лыкова — последняя из семьи, которая полвека пряталась от советской власти, от цивилизации, от всего, что не вписывалось в строгие рамки старообрядческой веры. После смерти отца в 1988 году она осталась одна — в 44 года, без опыта общения с внешним миром, но с тяжёлым наследием: верой, одиночеством и обетом не покидать тайгу.
Последняя молитва отца
16 февраля 1988 года Карп Осипович Лыков, патриарх семьи, ушёл из жизни во сне. В тот день колокольчик на заимке зазвенел в последний раз — больше некому было звать на молитву. Агафья, самая младшая из детей, осталась хранительницей истории, начавшейся с выстрела в спину в 1934 году, когда её отец бежал в тайгу, спасаясь от преследований за веру.
Она привыкла к жизни, где всё подчинено ритму природы и молитвы: утро начиналось с чтения псалмов, день — с работы в огороде, вечер — с семейного богослужения. Теперь же тишина стала не утешением, а гнетущей пустотой. Никто не читал с ней Евангелие, никто не поддерживал в вере. Агафья осталась наедине с Богом — и с вопросом: что делать дальше?
Голос извне
История семьи Лыковых стала известна благодаря журналисту Василию Пескову, чьи публикации в «Комсомольской правде» в 1980-х годах потрясли страну. После смерти Карпа Осиповича внимание общества сместилось на Агафью — одинокую женщину, последнюю представительницу исчезающего мира.
Скоро о ней узнали родственники из Кузбасса. Письма начали приходить регулярно: сёстры покойной Акулины Карповны писали о жизни старообрядческой общины в посёлке Килинск, о молитвенном доме, о том, что там «все свои». Они звали Агафью к себе, обещали заботу, тепло и духовное единство. Для женщины, никогда не видевшей ни поезда, ни электричества, эти послания звучали как голос из другого измерения.
Попытка найти приют в монастыре
В 1990 году Агафья решила, что монастырь станет её новым домом. Она переехала в старообрядческую обитель часовенного согласия и даже прошла чин «накрытия» — постриг в монахини. Всё казалось логичным: ведь именно она вела домашние службы после смерти матери, именно она была самой грамотной в семье.
Но монастырская жизнь оказалась чуждой. Не потому, что Агафья не могла выдержать аскезы — она и в тайге вставала в шесть утра для молитвы и читала скитский чин ежедневно. Проблема была в другом: её вера не совпадала с учением обители. Агафья не принимала идею «исчезновения священства» — ключевой постулат часовенного согласия. «Если бы священство прекратилось, — говорила она, — давно бы гром грянул и нас не было бы на этом свете. Оно будет до самого Второго пришествия». Через несколько месяцев она вернулась в тайгу, сославшись на болезнь и «идейные расхождения».
Первое столкновение с цивилизацией
Неудача с монастырём не остановила Агафью. Она решилась на поездку к родственникам в Килинск. Для неё это был настоящий прорыв: впервые в жизни — поезд, больница, горячий источник, люди, говорящие на знакомом, но всё же чужом языке.
Но чем дольше она находилась среди людей, тем сильнее ощущала разрыв. Воздух в посёлке казался «грязным», вода — хлорированной, еда — безвкусной. Шум, суета, постоянное общение — всё это резко контрастировало с тишиной тайги, где каждый звук имел значение, а слова были редки и взвешенны.
Главным же потрясением стало осознание: мир не такой, каким его описывал отец. Цивилизация — не ад, а сложная, порой добрая, но чужая реальность. Однако эта правда пришла слишком поздно. В 55 лет невозможно перестроить душу, выкованную полвеком одиночества.
«Ехать туда — это ехать за смертью»
Родственники уговаривали её остаться. Они видели, как трудно одной женщине справляться с таёжным бытом: рубить дрова, выращивать картошку, лечиться без врачей. Обещали, что она сможет жить по своим правилам, молиться, как привыкла, соблюдать все традиции.
Но Агафья отказалась. «Ехать туда — это ехать за смертью, — говорила она. — Никому я там не нужна. И мне всё чужое». Для неё заимка — не просто дом, а «рай на земле»: гора у окна, шум реки, запахи сосны и земли, закаты, от которых «сердце замирает». А ещё — могилы родных. Уехать значило предать их память. Отец перед смертью сказал: «Уедешь отсюда — погибнешь». Она поверила.
Встреча с властью: новый поворот
В 1997 году на заимку прилетел губернатор Кемеровской области Аман Тулеев. Для него визит к «живой легенде» был жестом, подчёркивающим заботу о культурном наследии. Для Агафьи — началом новой эпохи.
Тулеев стал её покровителем. По его распоряжению к заимке регулярно прилетали вертолёты с продуктами, дровами, бензопилой. Периодически к ней приезжали помощники по хозяйству. Агафья быстро поняла: письма к губернатору — это не просто жалобы, а инструмент выживания. Она писала трогательно и просто: «Сломалась пила», «Нужны продукты на зиму», «Болею». Каждое письмо заканчивалось: «Молюсь за вас».
Отшельница с доставкой на дом
К концу 1990-х сложился парадокс: Агафья формально оставалась отшельницей, но фактически зависела от государства больше, чем многие горожане. Бензопила заменила ручную, привозные крупы — самодельный хлеб, тёплая одежда — оленьи шкуры. Она научилась использовать свою уникальность: журналисты, путешественники, паломники приезжали к ней, принося не только внимание, но и помощь.
Медийная известность стала её ресурсом. Агафья умела рассказывать свою историю так, чтобы вызывать сочувствие. «Достижения цивилизации меркнут перед радостью молитвы», — говорила она, хотя сама уже давно пользовалась этими «достижениями».
Между двумя мирами
Агафья Лыкова не вернулась в тайгу из убеждённости в правоте отца. Она вернулась, потому что не смогла стать частью мира людей. Но и настоящей отшельницей, как её родители, она уже не была. Её жизнь — компромисс: тайга как символ, цивилизация как поддержка.
Она написала письмо Владимиру Путину с просьбой навестить её. Молится за президента, как молилась за Тулеева. Не из лести — из искреннего убеждения, что власть может быть милосердной.
К 2000 году Агафья завершила свой внутренний поиск. Она не отвергла мир полностью, но и не приняла его. Она создала свой собственный — где вера соседствует с рацией, молитва — с бензопилой, а одиночество — с вертолётами, прилетающими с продуктами. Это уже не та отшельница, что пряталась от НКВД. Это — живой символ ушедшей России, научившийся выживать в новом времени, не теряя себя.
Источник: dzen.ru
Читайте также: