Почему в СССР переучивали левшей?
- 13 сентября 12:30
- Юлий Мармута
В советской школе левша был не отклонением — он был ошибкой.
Не в моральном смысле. Не в этическом.
А в техническом.
Его рука, которая естественно, инстинктивно тянулась к карандашу слева, становилась предметом тревоги. Учителя, родители, даже соседи — все смотрели на него как на неисправный механизм, который нужно отрегулировать. Потому что в мире, где всё спроектировано для правой руки, левша — не просто «другой». Он — неудобство.
Именно поэтому его переучивали. Не потому что хотели подавить индивидуальность — хотя это часто так казалось. А потому что система, в которой он должен был жить, была построена так, что без исправления его «неправильности» он не просто терял в эффективности — он рисковал жизнью.
Карандаш, чернила и грязные пальцы
Сегодня трудно представить, насколько физически некомфортно было писать левой рукой в 1960-х годах.
Перо. Чернильница. Бумага, которая не была пропитана антипроливными составами.
Левша, делая движение слева направо, проводил рукой по только что написанным буквам.
Чернила размазывались.
Тетрадь превращалась в пятнистый абстрактный рисунок.
Белые пальцы становились синими.
Мытьё рук между строками? Нереально.
Промакашка? Всего лишь полумера. Она не спасала — она лишь ускоряла процесс: буквы всё равно «плясали», потому что рука оставляла след там, где ещё не высохло.
Правша писал — и видел, что пишет.
Левша писал — и чувствовал, как его собственные слова исчезают под ладонью.
Это не было вопросом дисциплины. Это был вопрос функциональности.
Мир, сделанный для одной руки
Советский быт был жестко симметричен — и симметрия эта была правой.
Ножницы — с лезвием, направленным вправо.
Открывашка для банок — с рычагом, который давили правой рукой.
Швейная машинка — с катушкой справа, педалью под правой ногой.
Автомобиль — с переключателем поворотов слева, но с рукояткой стеклоочистителя — справа.
Даже радио — с кнопками, рассчитанными на правую руку.
Сегодня, когда мы можем заказать ножницы для левшей на Алиэкспресс за 350 рублей, кажется: «Как же они жили?».
Но тогда — таких ножниц не было. Или они были, но в единственном экземпляре — в мастерской, куда никто не ходил.
Левша должен был адаптироваться.
Потому что мир ему не предлагал выбора.
Он мог бы быть левшой — если бы жил один в лесу.
Но он жил в коллективе.
В цеху.
В бригаде.
На производстве.
Где каждое движение измерялось секундами.
Где лишний жест — это потеря времени.
Где время — это продукция.
А продукция — это страна.
Оружие, которое стреляет в лицо
Самым серьёзным аргументом против левши был не учебник, не тетрадь, не чайник — а ружьё.
В школах начальная военная подготовка (НВП) была обязательна с первого класса.
Мальчики разбирали и собирали винтовки МС-48.
Учились стрелять из пневматики.
А потом — из автоматов Калашникова.
И вот здесь — левша стал настоящей проблемой.
Затвор автомата располагался справа.
Гильзы выбрасывались в сторону — тоже справа.
При выстреле горячий металлический корпус летел со скоростью более 20 метров в секунду.
Если левша держал винтовку, как ей положено — гильза попадала ему прямо в лоб, в глаз, в щёку.
В реальных условиях — это не просто боль. Это травма.
В бою — смерть.
Представьте: ребёнок, которого научили стрелять правильно, теперь стоит в строю.
Он зажимает приклад левой рукой — и выстреливает.
Гильза вылетает — и бьёт его по лицу.
Он оглушён. Он ослеплён. Он не может перезарядить.
А враг уже рядом.
В такой системе — переучивание было не жестокостью.
Это была профилактика.
«Я благодарен, что меня переучили» — почему большинство не помнят боли
Сегодня, когда мы говорим о переучивании левшей, сразу вспоминаются страшные истории: руки привязывали к стульям, били по пальцам линейкой, насильно перекладывали карандаш.
И такие случаи были.
Но они — исключение.
Большинство педагогов действовали мягче.
Просто требовали: «Пиши правой».
Если ребёнок сопротивлялся — повторяли.
Если продолжал — смотрели в глаза и говорили: «Ты же хочешь быть нормальным?»
И дети понимали.
Не потому что их запугивали.
А потому что они видели: все вокруг пишут правой.
Все открывают банки правой.
Все держат ножницы правой.
Их левая рука — как будто не принадлежала этому миру.
Спустя годы многие из этих детей — теперь взрослые — говорят одно и то же:
«Я не помню, чтобы мне было больно. Я просто привык. А теперь — я могу делать всё двумя руками. Это дало мне преимущество».
Переученный левша — не потерявший себя.
Он — человек, которому дали возможность быть универсальным.
Он может писать в любой ситуации.
Он может взять ножницы, если их нет для левшей.
Он может снять гильзу с автомата, не рискуя жизнью.
Он — не жертва системы.
Он — её продукт.
И этот продукт оказался работоспособным.
Почему это не про подавление — а про выживание
Советская идеология часто обвиняется в тотальной унификации.
В подавлении индивидуальности.
В уничтожении различий.
Но в случае с левшами — всё иначе.
Здесь не было желания сделать всех одинаковыми.
Было желание сделать всех — жизнеспособными.
В мире, где каждый миллиметр пространства, каждая деталь механизма, каждый выстрел — рассчитаны на одну руку,
— человек, который не адаптируется, становится обузой.
А обуза — в условиях дефицита, плановой экономики, военной угрозы — недопустима.
Советское общество не боялось отличий.
Оно боялось неэффективности.
И потому — левше не говорили: «Ты неправильный».
Они говорили: «Ты можешь стать лучше. Ты можешь не страдать. Ты можешь не быть в невыгодном положении».
Это был не культ нормы.
Это был культ выживания.
Сегодня — другая реальность, но старая логика остаётся
Мы живём в эпоху, где можно купить ножницы для левшей, клавиатуру с обратной раскладкой, даже кружку с ручкой слева.
Но сколько из них покупают?
Меньше 5%.
Потому что мы всё ещё живём в мире, построенном для правшей.
И те, кто родился левшой — и не переучивались — до сих пор сталкиваются с тем, что мир не создан для них.
А те, кого переучили — иногда даже не осознают, что они левши.
Они просто умеют писать правой.
Они просто могут держать ножницы.
Они просто не задают себе вопрос: «Почему я это умею?»
И возможно — именно это и есть самый большой успех.
Не то, что их заставили.
А то, что они стали сильнее.
Потому что настоящая свобода — не в том, чтобы быть таким, как ты есть.
А в том, чтобы быть способным — быть всем, что нужно.
Источник: dzen.ru
Читайте также: